Ты училась на врача-невролога. Как получилось, что ты пришла в диджитал?

Медицина — это очень сложный путь. Нужно для этого быть безумно любить свою профессию или быть менее чувствительным. С одной стороны мне было тяжело бросить – я проучилась 8 лет, но в какой-то момент я задумалась о будущем и поняла, что надо делать ноги.

Я не очень понимаю, как можно работать там, где тебе не интересно. Мы проводим настолько много времени на работе, и если ей не гореть, то получается, что ты проводишь большую часть своей жизни впустую. Есть люди, чья настоящая жизнь лежит за пределами работы, но это не мой случай.

Можно сказать, что ты трудоголик? Буквально перед интервью увидел заметку на «виси-ру», что создатели «бейскемпа» выпустили книгу о трудоголизме. Они говорят, что он вреден. Что ты думаешь по этому поводу?

Я была трудоголиком,при этом мне не всегда удавалось рассчитать свои силы. Трудоголизм вреден, в первую очередь, тем, что ты не помогаешь себе. Одна из самых ценных вещей, что я вынесла для себя из школы Бюро – «сначала помоги себе». Когда ты упахиваешься, ты не рассчитываешь силы, и в какой-то момент от постоянных нагрузок твой КПД просто падает: ты тратишь гораздо больше ресурсов и получаешь ощутимо худший результат.

Трудоголизм – это порочный круг, потому что ты либо вовлекаешь в него всех окружающих, либо заставляешь их чувствовать вину и дискомфорт. Кто-то сидит в офисе с утра до ночи без перерыва на обед – а другой человек чувствует себя не очень, потому что пришёл в свое время, отработал и ушёл – вроде как, он и не очень постарался. Ты субъективно начинаешь неадекватно относиться к таким людям, злишься, если вдруг что.

А откуда у тебя взялась такая любовь к дизайну?

Слушай, я не знаю. Наверное, к этому приложил руку Тёма Лебедев. Он делает очень много для того, чтобы люди смотрели на мир вокруг, и меняли его. И его подход к жизни мне, наверное, изначально был чем-то близок – поэтому в целом ноги растут оттуда.

Я году, наверное, в седьмом или шестом, подписалась на его ЖЖ, правда потом отписалась, потому что было непонятно. Был, в общем, глубокий смысл, который я слишком прямолинейно воспринимала изначально.

Как ты пришла к тому, что нужно поступать в Британскую Высшую Школу Дизайна?

Я на тот момент поступила в интернатуру в медицинском, параллельно устроилась на работу в рекламное агентство, чисто ради заработка. Потом нашу команду расформировали, но я поняла, что мне хочется в дизайн. Я, правда, до конца не понимала, кем хочется: дизайнером или иллюстратором. Это было в 2013 году и я четко решила, что нужно идти в Британку.

Я выбирала между двумя восьмидневными интенсивами. Один из них — Олега Пащенко по иллюстрации. Я уже давно читала его в ЖЖ, следила за его творчеством, и оно мне очень нравилось. И как личность Олег меня тоже привлекал, было интересно чему-то у него поучиться. С другой стороны, я видела курс Леонида Славина по визуальным коммуникациям, и понимала, что это даёт более общее представление, и, возможно, для меня это будет более полезно.

Ну, смотри: я спрашиваю знакомых, почему Британка – это клёво? А мне отвечают: «Ты что, дурак? Это же Британка». Но я не понимаю, почему она классная, почему туда стоит идти.

Британка – это классно. На тот момент она открыла для меня двери в дизайн. Наверное, изначально это была уникальная программа и высокий уровень. Плюс, они собрали очень сильный преподавательский состав. На тот момент, в 2013 году, там преподавали Леонид Славин, Дмитрий Черногаев, Никита Обухов, Олег Пащенко, Виктор Меламед – это были сильные мастера в своей области. Я тогда закончила восьмидневный интенсив, а у них помимо этого было, много открытых лекций. Причём спикеры были не только из России: приезжали крутые дизайнеры и иллюстраторы из Америки, Европы. Ты мог бесплатно прийти и послушать чувака, который делал брендинг для BP, например. Это было очень круто.

Сама по себе программа «восьмидневный интенсив» — это очень серьёзная встряска, она переворачивает тебе голову, ты начинаешь совершенно по-другому смотреть на вещи. С одной стороны, восемь дней – это, вроде бы, не так много: всего лишь неделя. С другой –
я вышла за все рамки, к которым я привыкла. Это даёт достаточно сильный толчок. Я в Британке училась дважды: я ещё раз ходила
на тот же визком, но уже к Дмитрию Черногаеву в 2017 году.

Сейчас, откровенно говоря, мне кажется, что Британка уже не так интересна. Она уже не так уникальна, потому что развивается множество других образовательных площадок. Там изменился преподавательский состав, много людей ушло. Я до сих пор подписана на их рассылку, смотрю, что они предлагают: сейчас я вижу очень мало знакомых людей, и меня это не цепляет. Сейчас, мне кажется, у Британки альтернатива есть – и не одна, поэтому надо тщательнее подходить к месту обучения.

Ты говоришь, что, когда ты пришла в Британку, у тебя были закостенелые мозги. Что ты имеешь в виду?

Ты всё время смотришь на мир под определённым углом: воспринимаешь тот слой информации, который тебе доступен и понятен. Мне на тот момент было мало что понятно. Если взять какую-то крутую штуку – например, швейцарский типографический плакат – я в тот момент смотрела на это, и думала: ну окей. Какие-то более сложные истории, типа глитча, мне были непонятны.
Могу привести простую аналогию: я в своё время училась в художке, и всегда так или иначе в целом интересовалась искусством, и в какой-то момент я поняла, что ненавижу классицизм. Если взять среднестатистического человека, привести его в музей, и подвести к какому-нибудь пейзажу или классическому портрету, максимально гиперреалистичному, человек восхитится и скажет: «Вот классно, вот это искусство». А если привести к чему-то более абстрактному, какому-то специфическому взгляду на жизнь, ну и на мир, то человеку это будет непонятно. «Это же ерунда какая-то, это мазня» – скажет он. Когда пропускаешь через себя большое количество понятных вещей, становится скучно. Мне уже дико неинтересно смотреть на всякие портретики, пейзажики – мне гораздо интереснее что-то неправильное, уникальное, какой-то странный, другой взгляд. Нравится это изучать.
А тогда я была к этому не готова. Какие-то простые вещи мне были понятны, а, опять же, пример с польским плакатом – я смотрела на это и думала: ну это херня.

А что за польские плакаты?

С плакатами такая история. В Британке дизайн достаточно высокого уровня, а я пришла туда абсолютно «зелёная» – половину вещей я не понимала, а кое-что меня раздражало, Леонид показывал нам какие-то работы и говорил: смотрите, как классно! А я думала: «Что?». Для меня был маркером польский плакат, мне казалось, что это одна из самых чудовищных работ на свете: это какая-то мазня, которую, по идее, может сделать ребёнок или сумасшедший. Через какое-то время я купила книжку по польскому плакату, и меня начала очень вдохновлять вся эта история, я нашла для себя много завораживающего, отметила для себя, что это классно и я начала понимать чуть больше.

Я сейчас загуглил «польский плакат». В моём понимании, плакат – это что-то массовое, что-то, на что человек обычно посмотрит, подумает, получит определённые эмоции. А почему польские плакаты именно такие: ты на них смотришь, и, если у тебя нет определённого бэкграунда, ты не сможешь понять, про что, о чём они?

Польские плакаты очень экспрессивные и довольно своеобразные. Там абсолютно потрясающая история с точки зрения метафор, композиции, цвета, баланса, контрастов. Но если смотреть на них неподготовленным взглядом, это очень сложно: они выходят за рамки обычного представления о прекрасном. Среди них много афиш: театральных, музыкальных. Это не плакат «Осторожно, порошок, не входи», это не табличка. В общем, это не для широких масс.

А что ты нашла в польском плакате?
Силу. Мне последнее время не нравится всё прилизанное, ровненькое иидеальное – это не кайф. А вот что-то, в чём есть глубина, в чём есть что-то большее… Вот когда ты переосмысляешь, зашиваешь в рисунок смысл, историю, какую-то экспрессию, собственный взгляд, который другой человек, возможно, увидит иначе.

Ты давно занимаешься полиграфией. Расскажи, почему именно полиграфия?

Здесь, наверное, дело не столько в полиграфии как таковой. Дело скорее в студии, в которую я пришла работать — мы там в основном занималась полиграфией.

Полиграфия – это классная штука, которую ты можешь подержать в руках. Для меня это имеет большое значение – пощупать результат. Когда ты посвящаешь чему-то очень много времени и сил, и потом берёшь в руки то, что сделано с твоей помощью – это приносит безумное удовлетворение и ты понимаешь, что это не зря. Ну и в целом, я, как человек, который захватил «доинтернетную» эпоху, я кайфую от всех этих ощущений. Я очень люблю бумажные книги и журналы– почти не читаю с экрана. Я получаю от них удовольствие, больше, чем от цифровых носителей.

Сейчас я понимаю, что быть специалистом в полиграфии не так уж здорово, потому что эта отрасль, так или иначе потихоньку вымирает. С другой стороны, классных специалистов в этой области не так много, потому что все рвутся в диджитал – и ты можешь стать незаменимым спецом.

Есть какие-то принципиальные отличия между дизайном в вебе и полиграфии?

Всё дело в сценарии использовании. В остальном, мне кажется, особенных различий нет: просто мыслишь другими масштабами. Там ты мыслишь экранами, а здесь – физическими носителями.

На кого стоит смотреть, если хочешь заниматься полиграфией?

Сложный вопрос. Я смотрю просто по сторонам. Я – тот сумасшедший человек, который, когда приходит в кафе, начинает рассматривать меню: как оно напечатано, как он свёрстано, какой эффект это производит. Любую вещь, которую я беру, я смотрю и изучаю. Мне очень нравятся, с точки зрения графических продуктов, книжки, которые делает студия Лебедева. Мне очень нравится типография «UP print» – они делают достаточно современные продукты. Они ежегодно делают отрывные календари для «Типомании», какие-то сложные авторские книги, такие дизайнерские. Прийти, потрогать руками, посмотреть, как у них это сделано – это да, меня всегда это очень вдохновляло.

Мне очень нравится формат, в котором сделали свою книжку Тимоти Гудман и Джессика Уолш: у них был эксперимент «40 Days of Dating», там интересный формат. Они запустили эксперимент, транслировали его на веб-сайт, а потом этот веб-сайт перенесли в книгу. И эта книжка – очень крутая. Очень интересные книжки у Загмайстера были.

Как относишься к таким штукам?

Это очень здорово. Я, к сожалению, таких вещей живьём не видела, но очень классно. По поводу дополненной реальности: я очень жду, когда эта история начнёт развиваться в полной мере. Я в этом году купила икеевский календарь «адвент», у него очень крутая задумка. У него абсолютно олдскульный дизайн, какой был, наверное, 60 лет назад: просто какая-то коробка в формате А3 с окошками разного размера, там какие-то гномики, олени, мышата в свитерах – всё это очень мило, трогательно и по-домашнему. Но, когда ты скачиваешь специальное приложение и открываешь окошко календаря – он оживает. Оживает сама картинка, начинает всё двигаться и играть музыка, и в каждом окошке тебе либо показывают какой-то специфический рецепт, например, рождественского рулета, либо рассказывается какой-то факт из истории Швеции, много ещё чего есть. Это очень классная идея, но она отвратительно реализована. Чудовищное приложение, графика – выглядит не очень впечатляюще. В общем, идейно – круть, а реализация слабая. Возможно, из-за технических ограничений.

Как ты относишься к формату издательства Бюро?

Это очень круто. Я подписана почти на все книги, и я от них кайфую. Они очень крутые: мне нравится их читать, нравится с ними играться. Одна из самых крутых, на мой взгляд – «Управление проектами, людьми и собой». Она очень игривая, это своеобразное развлечение. Помимо того, что ты прокачиваешься и узнаёшь что-то новое – я ещё и просто прусь от того, в каком формате это проходит. Ещё очень классная история – «Типографика и вёрстка». Когда я её открыла — это была бомба. То есть, мне настолько наглядно показывают и иллюстрируют, что происходит: например, формат «было-стало» от абзаца к абзацу, когда ты видишь, как это переключается в одном месте, оно работает совсем по-другому, чем когда просто ставишь два примера рядом. Ты видишь динамику, и, конечно, бумага такого передать не может. Поэтому, если возвращаться к вопросу о дополненной реальности, возможно, для Бюро будет круто перенести свои книги в бумажный формат с дополненной реальностью, где ты через приложение можешь смотреть примеры так же, как в электронном формате.

Давай поговорим о твоей карьере. Ты несколько раз упомянула студию Лебедева. Тебе не хотелось бы у них поработать?

Знаешь, это смешная история. Я даже как-то ходила к ним на собеседование. В момент, когда я из себя ничего не представляла, я понимала, что туда не попаду. Сейчас уже, наверное, нет. Очень люблю Тёму как персонажа, личность, идеолога – он для меня такой отец. Но сами проекты его студии мне не очень близки. Есть какие-то штуки, которые мне симпатичны, но чего-то я не понимаю совсем. В общем, почему-то нет. Хотя когда-то хотела.

Как ты доросла до арт-директора?

Сначала я стала офис-менеджером. Потом помогала ребятам вести какие-то проекты – брала часть задач на себя, даже пыталась иллюстрировать. Потом я ушла, а через два года вернулась на позицию менеджера. С учётом того, что у меня уже был опыт и понимание в дизайне, я с самого начала лезла арт-директорить. Мне было не всё равно, как это будет реализовано, у меня были свои идеи – естественно, я их продвигала.

Первое время мне били по рукам, говорили: «Ты менеджер, не лезь! Вот дизайнер – он знает лучше». А я видела какие-то моменты, в которых просто рождались идеи, и я думала, что ими стоит поделиться, местами видела, что дизайнер делает не очень хорошо, и старалась помочь улучшить. Где-то через год у нас из студии ушла арт-директор, и меня за мои стремления назначили на эту должность.

В целом, мне очень повезло с руководством: у меня очень крутой начальник, который развивает других людей. Он достаточно грамотно где-то осаживает, где-то направляет, где-то помогает. Мой рост в компании – его заслуга.

Горбунов как-то говорил, по-моему, на конференции «Яндекса», что в студии Лебедева он стал арт-директором очень быстро, но считал себя там никудышным арт-директором. У тебя не было такого ощущения?

Конечно, мне свойственна жёсткая самокритика. С другой стороны, у меня были подтверждения того, что я делаю проекты лучше. У меня получалось и отлаживать процессы, и выращивать дизайнеров, и прокачивать уровень работ. Если посмотреть на портфолио студии и сравнить 15-16-17 годы – можно увидеть, что рост был сильным. Поэтому плохим арт-директором я себя никогда не ощущала.

Самокритика – это хорошо или плохо, как считаешь?

Я считаю что во всём должен быть баланс. Вот какие-то радикальные отклонения – это плохо. Когда ты критикуешь себя настолько, что ты не можешь сделать шаг вперёд, и у тебя возникает такой паралич перфекциониста – это плохо. Когда ты не критикуешь себя совсем – соответственно, ты не растёшь, стагнируешь, превращаешься в чайный гриб в кресле – это тоже плохо. У меня бывают какие-то взлёты и падения в этом плане, но я стараюсь найти золотую середину. Двигаться с постоянной скоростью тоже сложно – ты перестаёшь её замечать. Синусоида, не достигающая радикальных отклонений – наверное, это самое лучшее.

Расскажи о своих самых крутых проектах.

Один из самых любимых – ежеквартальный журнал для Московского Индустриального Банка. Мы делали его делала с 2013 года. Это изначально задумывалось как А3-форматная газета с инфографикой. Её делали разные дизайнеры и иллюстраторы, в разных стилистиках. Они рассказывали о банковских продуктах. Году, наверное, в 15-16 журналу делали редизайн, сделали его более строгим, формат стал где-то между А5 и А4. Он стал таким лайфстайловым изданием про деньги, банковские продукты. Я подхватила его со второго или третьего выпуска, и занималась им около двух лет. Над ним работал очень крутой копирайтер, она писала потрясающие тексты. Это был журнал не из рода рекламной раздачи, которую человек открыл, уснул на второй странице, а потом выбросил – это был журнал, который реально был интересен, его читали, и он улучшал показатели самого банка, он выполнял свою функцию. Мы всячески его улучшали. Правда, единственный минус – там были стоковые фотографии. Но там были и иллюстрации, инфографика, живой текст.
У меня сейчас приходит аналогия с Т–Ж – конечно, это абсолютно другой формат и масштаб, но, возможно, они где-то похожи.

С каждым годом мы делали концепты все смелее, а в 2018 году мы пошли еще дальше. Победила концепция с современной типографикой, с крутыми атмосферными фотками – раньше была стандартная история с какими-то людьми, с какими-то зданиями, какими-то объектами, которые имеют отношение к банку – всё это перепечатывалось из года в год. А мы решили в качестве концепции показать красоту и мощь России: набрали потрясающих фотографий мест из разных уголков страны, именно природы. И люди, которые его открывают, такие: «Серьёзно? Это Россия? У нас так классно?».

Были смелые решения и по вёрстке. Конечно, часть каких-то выносок, фактоидов в финале порезали, к сожалению. Отчет не стал настолько смелее, насколько хотелось бы – но это всё равно был огромный шаг вперёд, и это было очень круто. Этот проект я очень люблю.

Наши проекты взяли золото за лучшую инфографику и лучшее корпоративное медиа, а годовой отчёт просто прошёл в шорт-лист «серебряные нити». Но, сам понимаешь, российские фестивали и награды – это такое. Но, всё равно, было приятно.

Почему ты так относишься к наградам?

Необъективное судейство. На самом деле, у судей нет достаточно времени и ресурсов для того, чтобы погрузиться в контекст и выбрать лучшие из огромнейшей массы работ… В общем, критерии оценки очень странные. Во-вторых, мне кажется, что всё это ерунда. По большей части решают деньги и подготовка.

Кто-то рассказывал о том, что ты, условно, готовишь бюджет для фестиваля, идёшь туда, проваливаешься – зато изучаешь подход конкретной судейской коллегии к оценке работ. Понимаешь, как это устроено, какие работы выигрывают, и дальше пилишь проект под нужный формат. Порой какие-то фестивальные работы не особо работают в жизни: наверное, потому что ставится другая задача перед командой. Задача выиграть фестиваль, а не создать работающий продукт.

Мне кажется, дизайн сложно оценивать. Критерий оценки – это условный вечный спор: нужно сделать так, как студия считает правильно, или как считает правильным клиент? У тебя одна точка, зрения, у клиента – другая, кто прав? Долгая история, в общем.

А как ты попала в школу? Ты узнала о ней от Максима Ильяхова?

Я вспоминала, как я вообще нашла Бюро – это случилось не год и не два назад. Я достаточно давно читала советы… Была рассылка «Финолог», какие-то ещё рассылки, где Максим Ильяхов выступал в соавторстве с кем-то. Потом я подписалась на книжку «Типографика и вёрстка», рассылку «Главреда»… Так всё и завертелось.

Решение поступать в школу исходило не от меня, это было решение моего начальника Андрея. Он в какой-то момент сказал: «Ребятки, мы идём учиться в школу Бюро. Вот у вас подготовительный этап, дерзайте». И я подумала: «Классно, классно, учиться! Это я люблю» - и пошла учиться. И даже прошла бесплатно.

Я слышал мнение, что идти от компании, когда тебя начальник ставит перед фактом, что ты идёшь учиться – это работает не так мощно, как если бы ты пришёл сам.

И да, и нет. С одной стороны, из всей нашей компании на вторую ступень пошли два человека, на третью – один. Мне, вроде, тоже сказали «пошли вот туда», а я её прошла и получила всё что могла получить, несмотря на то, что я покинула компанию в октябре – спустя месяц с начала первой ступени. Здесь, наверное, вопрос в сформированной для человека ценности. Когда за тебя платят, когда всё приносят на блюдечке – это хуже работает. Мне об этом сложно рассуждать, потому что мне никто ничего на блюдечке не приносил. Я понимала: вот есть я, я никто, никто мне не поможет, и всё, что я найду, прогрызу и достану – то будет моё. Поэтому я всегда хваталась за малейшую возможность где-то что-то увидеть, послушать, научиться чему-то. Для меня вопрос поступления был возможностью – это не было наказанием или чем-то таким. Была осознанность, что мне это нужно.

Но в том, что ты говоришь, я вижу долю истины. Мне сложно об этом ещё рассуждать потому, что, либо я другого склада человек, либо просто у меня другое отношение к этой сфере, и она меня заряжает настолько, что я могу не есть и не спать, а сидеть, заниматься штуками и кайфовать от этого. Одинаково – читать книжку по дизайну или смотреть какое-то кино. Моя жизнь настолько тесно переплетена с дизайном, что вопрос о том, чтобы узнать об этом ещё что-то, в чём-то дополнительно поучаствовать – это клёво. Для меня это такое же удовольствие от жизни.

Теперь про диплом. У вас, наверное, он был самый дикий. Почему именно ножи?

Тут всё довольно прозаично, наверное: нужен был классный работающий продукт. Им оказались ножи. Ножи работают!

Я уже с первой ступени начала задумываться, что же принести на диплом. Мне с этим было очень сложно. К моменту начала моего обучения в Бюро проект был на начальной стадии. Я каждый день ходила из угла в угол в попытках придумать, что же делать, что же будет классно, что же будет работать. В какой-то момент мы обсуждали это с Женей Трибунской, которая является главным метателем и идеологом всей этой истории. Она сказала: «если хочешь, у меня есть работающий продукт и вот такие задачи, которые нужно решить». И, собственно, на второй ступени я попыталась этот продукт продать, хоть и криво, как на мой взгляд. Этот проект знаешь ли, такой двоякий: он был крут и понятен людям с точки зрения работоспособной системы, а с другой стороны, людей, которые могли бы это примерить на себя и кайфовать от метания ножей, фактически не было. И это очень сильно отталкивало.

Для меня было «утро рождества третьей ступени», когда опубликовали списки, и нас с ребятами – я не знаю, осознанно, или нет – собрали со спортивными темами. При этом я максимально далека от спорта. У Жени был проект для «Ultimate frisbee» с турнирной таблицей, Настя принесла продуктовый проект для триатлона, а я – ножи.

Наша первая неделя была чудовищной. Выбор проекта был кровавым побоищем, нам было очень сложно. Но мне очень повезло с командой: ребята очень сильные как личности, очень активные и неравнодушные – такое довольно редко встречается. Мы старались, конечно, вести максимально взрослый диалог, но порой эмоции зашкаливали.

Женя пришёл ко мне в команду ещё на второй ступени, ему проект был интересен изначально. А Насте было гораздо сложнее, потому что она достаточно далека от ножей и их метания. Мы прилично помучались, но в какой-то момент мы сказали: стоп, нужно выдохнуть и придумать какую-то ещё тему. Если мы не можем договориться насчёт того, что мы берём вот этот проект, каждый набрасывает свои идеи, и мы постараемся их реализовать. Но в итоге ничего более цельного и работоспособного придумать не смогли, и взялись именно за мои ножи. И, мне кажется, получилось очень круто.

Какие проблемы у вас возникали, кроме выбора темы, на первой неделе?

Для меня одной из самых больших сложностей было определение ролей в проекте. Бюрошная система третьей ступени сильно отличалась от того, к чему я привыкла в своей работе, и в каких-то вещах даже противоречила ей. Помимо этого мы безумно устали. Больше полугода прошло уже к тому моменту, и выгорание было чудовищное. Иногда было непонятно, куда бежать, потому что именно сайты в таком масштабе, формате и с таким количеством видов работ мы делали впервые.

Условно, если я привыкла делать какие-нибудь брошюры – я прекрасно себе представляю этапы процесса. А здесь было много таких тёмных участков, где я не до конца понимала масштаб работы, и сможем ли мы это реализовать это. У нас Женя занимался вёрсткой и программированием. Программирование для меня, например, было тёмным лесом – я даже не понимала, успеет он сделать, или нет. И, самое главное, я не могла помочь в этой ситуации. Но в этом плане Женя очень классный чувак, крутой специалист, и он с честью и достоинством всё это реализовал. И Настя тоже.

А были моменты, что вам было сложно из-за специфики обучения в школе?

Знаешь, мы ступаем на лёд сложных эмоциональных материй, поэтому мне становится сложно формулировать. Здесь я увидела такую историю, когда сильный человек, сильная личность и сильный лидер начинает оглядываться на кого-то ещё. У нас был арт-директор Миша Нозик. Я предлагаю какое-то решение или закидываю идею – и сразу возникает обсуждение не о том, как это будет работать, или насколько это будет хорошо, а понравится ли это Мише и сможем ли мы это защитить. Казалось бы, по идее, здесь человек должен думать о решении задачи, а по сути – он перекладывает финальное слово на арт-директора, и сам ничего не решает.

Это заставило меня задуматься о моей роли в команде – насколько я, возможно, подавляла других людей, и насколько правильной была моя позиция и как я могла бы поступить иначе. Мне всё-таки хотелось бы от команды, чтобы в ней все были заряженными, активными ребятами, которые все вместе идут к общей цели. Но как-то получается, что есть один ведущий, и все остальные в момент, когда появляется ведущая роль, перестают принимать решение или как-то думать об этом.

Какие отличия ты видишь и своём подходе и Миши, как арт-директора? Насколько было сложно с ним сработаться?

К тому моменты, как мы начали вести проект на третьей ступени, я уже привыкла к мысли, что мой опыт ведения проектов вообще ничего не значит. У меня нет никакого раздражения, злости, или ещё чего-то, но эта отеческая снисходительность со стороны бюрошников: «ну, вот это да, но в реальной жизни по-другому» – это забавно, потому что ты, вроде как, решал какие-то задачи в жизни. Но, с другой стороны, я уже приняла тот факт, что я пришла учиться и в большей степени занимала наблюдательную позицию.

Кстати, мне было сложнее на второй ступени, когда приходили какие-то комментарии, я смотрела, как оцениваются работы – тогда меня накрывало, но потом я поняла, что в этом просто нет смысла. Самое большое, наверное, отличие третьей ступени – в проектах. Я бы такой проект никогда не взяла.

В нашей студии было железное правило, что мы никогда не сочетаем в одном проекте новых подрядчиков и новых клиентов: это два кота в мешке, очень высокие риски провала, это непредсказуемо. А здесь у тебя новая команда, новый проект, новые правила игры – это максимальный хаос, а ты ещё и продукт должен придумать. У меня перегревалась голова на этот счёт. На мой взгляд, это очень сложная история. Можно, конечно, прорваться и сделать – но это очень тяжело. Наверное, это основное.

Как тебе формат третьей ступени? Раньше было так: один человек берёт проект, и один с каким-то конкретным арт-директором его делает. Сейчас – команды. Как ты думаешь, какой формат лучше?

Думаю, что у обоих подходов свои плюсы и минусы. Какие-то сложности, безусловно, появляются, когда людей становится трое. В противовес этому, если человек один – он больше на себя берёт работы и ему нужно больше вкладываться в то, чтобы находить исполнителей, помощников на свой проект, ведь маловероятно, что один человек сможет закрыть все этапы производства. С другой стороны, три человека впервые видят друг друга на проекте, и, условно, впервые видят проект, арт-директора – это очень сложно. Поэтому, с точки зрения «что тяжелее» - не знаю. Я на себе опробовала один вариант. Возможно, второй – это расширенный вариант второй ступени, когда ты делаешь всё сам. Возможно, это проще, кстати.

В целом, мне очень нравится третья ступень как идея, но мне кажется, что она может быть круче и проще. Мне кажется, что на третьей ступени собрали слишком много неизвестных. Если убрать сам проект, то есть, саму тему – возможно, всё ок. Мне кажется, одна из самых сложных вещей на третьей ступени – это именно проект. И, наверное, было бы классно, чтобы он уже к этому времени был готов.

В школе, с одной стороны, есть вот этот ранний старт, и изначально о нём пишут – ты можешь почитать отзывы и понять, что к третьей ступени тебе нужен будет проект; на второй ступени ты пытаешься писать анонсы, собирать команду, записать какие-то видеообращения – и вроде это тебя тоже готовит к третьей ступени, но мне кажется, что этого недостаточно. И, если бы было чуть понятнее именно с проектом, была бы вообще пушка.

Что тебе школа дала как арт-директору?

Новые знания, но больше, наверное, школа дала мне как человеку.

А как человеку?

Что нужно вовремя останавливаться. Что нужно помогать сначала себе – это важно. Иногда надо переставать учиться. Нужно больше делать руками. Когда я приходила на первую ступень и на «Живые советы» к Артёму, я поняла, что больше всего мне в нём нравится то, что он своих бюрошников кидает вот в это озеро преподавательской деятельности. Он стимулирует их выйти из раковины и начать действовать. Наверное, это сложнее всего – посмотреть на себя в зеркало и сказать себе: «я уже в достаточной степени специалист, и теперь я пойду и начну делиться своей мудростью с людьми». Наверное, довольно сложно найти площадку, найти этих людей и начать с ними общаться – мы в нашей сфере довольно много сидим в раковине, в каком-то своём замкнутом пространстве. А здесь люди начинают учить, начинают писать книжки – и делают это здорово.

Расскажи, как ты делала вступительное задание.

Я как раз сегодня вспоминала: прошёл год, как я сдавала тестовое задание на первой ступени. Я месяц за него не могла сесть. Казалось бы, я прошла подготовительные курсы, всё было очень легко, всё понятно, я сдавала тесты, у меня был высокий дополнительный балл.

Но задача… Я, с одной стороны, не могла понять – что нужно? Хотя, казалось бы, нужно сделать плакат. И я не могу сказать, что она для меня сложная или новая. Но, понимаешь, я сейчас это сделаю руками – и это будут оценивать в Бюро! А я же наверняка сделаю какую-то шляпу, и это будет так ужасно! Это был для меня настолько сложный момент, что я реально просадила месяц на то, чтобы собраться с силами и сделать. Сейчас это смешно: вспоминаю это и думаю, ну боже мой моей, какое дело-то – сесть и нарисовать. Школа даёт… Даже не даёт, она тебя просто заставляет: ты берёшь и делаешь. Ты сдаёшь.

Вот именно эта история про «сделать» — неважно, как; считаешь ли ты этот результат идеальным, можно ли его доработать, есть ли у тебя на это время, есть ли у тебя на это силы – вообще всё неважно. У тебя есть несдвигаемый дедлайн, и ты к нему что-то делаешь. Даже если впервые. Это меня очень ломало, но это было круто. Столько макетов, которые нарисовали на второй ступени я за такой короткий период времени точно не делала, это был такой шаг через себя. Важно себя пересилить и показать, что ты реально можешь. И школа заставляет это сделать: через всё поверить в свои силы.

Мне очень нравится, как ведёт свою деятельность Максим Ильяхов. Он крутой специалист, и он очень много всего делает. Такой образ мышления, такие рельсы, на которых он работает – мне на данный момент они кажутся очень интересными и правильными, и я очень много вдохновлялась им. Я много смотрела на то, как школа устроена. Мне интересно было, как построен процесс обучения, я ощущала на себе его плюсы или минусы. В целом, как она выстроена, задумана – это очень классно. Понятно, что всё и все не идеальны – но очень много крутых и вдохновляющих штук.

Однажды я наткнулся на интересную полемику с твоим участием про феминизм. Как ты к нему относишься?

Я прошла через много стадий отношения к феминизму. Изначально он был мне совсем не понятен, мне казалось: вот же, всё классно, у нас равные права! На данный момент моё отношение к третьей волне феминизма больше негативное. Действительно, с патриархальных времён остались несправедливые, диковатые для современного мира вещи. С другой стороны, способы, которыми феминизм сейчас проявляет себя, у меня вызывают негативные чувства. То, что происходит сегодня – это во многом их истерия и позёрство, на мой взгляд. То есть, задача – привлечь как можно больше внимания, а не решить проблемы.

А как ты относишься к феминитивам?

Когда люди говорят: давайте мы «дизайнера» заменим на «дизайнерку», и это решит наши многовековые проблемы – это чушь. Плюс, это, мне кажется, очень жестокое отношение к русскому языку. Вся эта история мне кажется настолько халтурной, как и рекламная компания «Рибока». Есть так много суффиксов, образующих женский род. Почему бы не посидеть чуть дольше полутора минут, чтобы придумать красивые, звучные, близкие твоему родному языку феминитивы, чтобы они заботливо в него вписались? Почему нужно брать и лепить один и тот же суффикс для всего – подходит он туда, не подходит, всё равно я теперь режиссёрка, дизайнерка, блогерка… Это больно. Для меня, как человека, который видит издевательство над родным языком. Мне очень режет уши.

Я ещё в чатике видел твой разбор рекламы «Рибока». В интернете ни разу не видел, поэтому объясни, пожалуйста, почему она плоха? Почему вся эта кампания – ужасная?

Во-первых, они заменили смысл изначальной кампании «Be more human» - «Будь человечнее» на вызывающий, агрессивный «Ни в какие рамки». Мне очень нравится оригинальная кампания и по смыслу, и визуально. Здесь речь идёт об адаптации, и, по сути, у них уже были все слагаемые – просто нужно было заменить английское на русское, и сделать так же хорошо. Сделали более дерзко, более резонансно – мне кажется, этого и добивались. Мне кажется, немножко заменили задачу. Здесь было задачей разжечь скандал.

Если перечислять по пунктам, что я вижу плохого: во-первых, смысловая часть самой кампании, сам хэштег. И посыл – непосредственно, позиционирование этих девушек. Оно мне несимпатично. Мне ближе образ сильной женщины, уверенной в себе и спокойной – такой, какой она была в оригинальной кампании «Рибока». Женщина, которая хочет уесть мужчин – это же не установление равенства. Эта кампания меняет местами агрессора и жертву. «Раньше агрессором был мужчина, а женщина – жертвой. И вот посмотрите, у нас новые героини, которые станут агрессором, а вы, сволочи, пойдёте вниз!» - это мне не импонирует абсолютно.

Если брать с точки зрения визуализации – опять же, я не понимаю, в чём была проблема взять оригинальную сетку и композицию макета, они там очень классные и работающие. На мой взгляд, достаточно непрофессиональный, небрежный леттеринг. Довольно слабый контраст между элементами. Сама композиция – тоже спорная. Вся эта центральная композиция, вокруг которой набросаны какие-то элементы, очень непонятные для меня поля. В целом, когда я смотрю композиционно на этот плакат – он мне субъективно кажется очень плохим. Плюс, фотосессия – позы, в которых были героини мне кажутся неудачными. И выражения лица, и позы, и то, что они символизируют – мне кажется, что это довольно непрофессиональная по всем статьям работа. И, опять же, если поставить рядом оригинальный плакат и то, что сделано – я считаю, что по всем пунктам он гораздо слабее.

Повторюсь, возможно, они выполнили свою задачу на ура: и, если бы они выпустили плакаты в той же стилистике, что и оригинал, они бы получили меньший резонанс, меньше истерии, меньше обсуждения. Такой путь был бы, возможно, для них наименее желательным. И эта ужасность реализации сыграла им на руку, потому что дала им хайпа.

У нас в конце принято советовать каких-нибудь умных книжек. Что посоветуешь почитать?

Раньше я всем очень советовала почитать Джима Кэмпа, но для читателей «Кто студента» это не будет новым. У меня появился в этом плане новый фаворит, примерно близкий по смыслу – это Марк Гоулстон. У нас чудовищно кликбейтно перевели его книги: «Как разговаривать с мудаками» и «Я слышу вас насквозь».

Для иллюстраторов, особенно начинающих, я бы рекомендовала Феликса Шайнбергера. Он хорош и для тех людей, которым очень хочется начать рисовать, но нет достаточно мотивации или как-то всё не доходили руки. Ещё я очень люблю книжку Майкла Джанда «Сожги своё портфолио». Мне кажется, она по принципам довольно близко перекликается с принципами Бюро.

А про польский плакат ты что читала?

У меня есть книжка издательства «Альма Матер»: Сергей Серов, Кшиштоф Дыдо, «Польская школа плаката».

По типографике – Эрик Шпикерман, «О шрифте», она очень крутая. Ну и чисто с эстетической точки зрения, это книжка Джессики Уолш и Тимоти Гудмана «40 Days of Dating». И была коллаборация у Тимоти Гудмана с маркерами «Шарпи», «Шарпи-бук». Это книги, которые можно заказать через интернет, у них нет русских версий, но сейчас с этим особо нет проблем.

Ещё я очень люблю книжки Яны Франк. Давно не перечитывала, но в своё время, лет пять назад, они меня очень радовали, мотивировали и вдохновляли. У неё есть большая серия и по дизайну, и какие-то более творческие, наверное, вопросы. Есть книга «Муза, где твои крылья» — тоже классная.


Общался Вячеслав Лазарев. Редактировала Диана Тихонова.